Исходный текст
Загулял наш конюх. Поехал в райцентр вставлять зубы и по случаю завершения такого важнейшего дела загулял. Рейсовый автобус ушёл, и он остался ночевать у свояка. Кони (их было семеро -- два мерина, две кобылы и трое жеребят) долго бродили по лугу, и когда я шёл от реки с удочками, вскинули головы и долго смотрели мне вслед, думая, что, может, я вернусь и загоню их в стойла конюшни, но не дождавшись никого, сами явились в деревню, ходили от дома к дому, и я решил, что они уснут на лугах или прижавшись к стене конюшни,нагретой солнцем со дня. Поздней ночью я проснулся, пошёл на кухню попить квасу. Что-то остановило меня, заставило глянуть в окно. Густой-прегустой туман окутал деревню, далее которой вовсе ничего не было видно, и в этой туманной пелене темнели недвижные, как бы из камня вытесанные, силуэты лошадей. Мерины и кобылы стояли, обнявшись шеями, а в серёдке, меж их теплых боков, опустив головёнки, хвосты и жёлтенькие, ещё коротенькие гривы, стояли и спали тонконогие жеребята. Я тихо приоткрыл окно, в створку хлынула прохлада, за поскотиной, совсем близко, бегал и крякал коростель; в ложку и за рекой Кубеной пели соловьи, и какой-то незнакомый звук, какое-то хрюканье, утробное и мерное, доносилось ещё. Не сразу, но я догадался, что это хрипит у самого старого, надсаженного мерина в сонно распустившемся нутре. Время от времени храп прекращался, мерин приоткрывал чуть смеженные глаза, переступал с ноги на ногу, настороженно вслушиваясь - не разбудил ли кого, не потревожил ли, - ещё плотнее вдавливал свой бугристо вздутый живот в табунок и, сгрудив жеребяток, успокаивался, по-человечьи протяжно вздыхал и снова погружался в сон. Другие лошади, сколь я ни смотрел на них, ни разу не потревожились, не пробудились и только плотнее и плотнее жались друг к дружке, обнимались шеями, грели жеребят, зная, что раз в табуне есть старшой, он и возьмет на себя главную заботу - сторожить их, спать вполусон, следить за порядком. Коли потребуется, он и разбудит вcex, поведет куда надо. А ведь давно не мужик и не муж этим кобылам старый заезженный мерин, давно его облегчили люди и как будто избавили от надобностей природы, обрекли на уединенную, бирючью жизнь. Но вот поди ж ты, нет жеребцов в табуне - и старый мерин, блюдя какой-то там неведомый закон или зов природы, взял на себя семейные и отцовские заботы. Всё гуще и плотнее делался туман. Лошади проступали из него -- которая головой, которая крупом. Домов совсем не видно стало, только кипы дерев в палисаднике, за травянистой улицей, еще темнели какое-то время, но и они скоро огрузли в серую густую глубь ночи, в гущу туманов, веющих наутренней, прохладной и промозглой сонной сырью. И чем ближе было утро, чем беспросветной становилось в природе от туманов, тем звонче нащёлкивали соловьи. К Кубене удрал коростель, пытался перескрипеть заречного соперника, и все так же недвижно и величественно стояли спящие кони под моим окном. Пришли они сюда оттого, что я долго сидел за столом, горел у меня свет, и лошади надеялись, что оттуда, из светлой избы, непременно вспомнят о них, выйдут, запрут в уютной и покойной конюшне, да так и не дождались никого, так их тут, возле нашего палисадника, сном и сморило. И думал я, глядя на этот маленький, по недосмотру заготовителей, точнее любовью конюха сохраненный и все еще работающий табунок деревенских лошадок, что, сколько бы машин ни перевидал, сколько бы чудес ни изведал, вот эта древняя картина: лошадь среди спящего села, недвижные леса вокруг, мокро поникшие на лугах цветы бледной купавы, потаенной череды, мохнатого и ядовитого гравилатника, кусты, травы, доцветающие рябины, отбелевшие черёмухи, отяжелённые мокром, -- все это древнее, вечное для меня и во мне нетленно.
Неужели в наш стремительно меняющийся век возможно сохранить связь с вечными ценностями природы? В представленном тексте автор с лёгкой иронией и глубоким чувством ностальгии описывает, как обыденная жизненная ситуация — загулянный конюх, оставившийся без присмотра, становится причиной того, что табунок лошадей обретает свою самостоятельную жизнь. Основная проблема, поднятая в тексте, заключается в утрате человеком непосредственной связи с природой и традиционными жизненными ценностями, которые тем не менее остаются вечными и неизменными.
Автор выражает позицию, что, несмотря на влияние цивилизации, природа и её законы остаются первостепенными. Он подчеркивает, что даже ослабленный технологическим прогрессом мерин, лишённый прежней человеческой опеки, вновь обретает свою природную сущность, становясь опекуном и защитником молодого поколения лошадей. Этот пример иллюстрирует, что истинная жизнь не зависит от суетных условностей, а продолжает жить в сердцевине природы.
Другой пример — образ лошадей, медленно проявляющихся в густом тумане, чьи силуэты, недвижные и величественные, словно символизируют вечность и неизменность природного порядка. Оба примера, через описание заботливого старого мерина и тихой, почти мистической картины лошадей, воссозданной туманом, подтверждают идею автора о непоколебимости природных законов. Логическая связь между ними выражается понятием подтверждения: один эпизод подкрепляет и развивает идею, затронутую в другом, создавая целостную картину вечного, первобытного бытия.
Я полностью разделяю позицию автора, поскольку считаю, что несмотря на стремительное движение современного мира, истинное богатство человека заключается в сохранении и почитании природы. Как и Пьер Безухов из романа Л.Н. Толстого "Война и мир", который в моменты жизненных испытаний находил утешение и мудрость в созерцании природы, мы можем черпать силы и понимание из ее вечного и неизменного присутствия.